Кто борется с миром, становится велик победою своею над миром; кто борется с самим собою, становится еще более велик победою над самим собой; тот же, кто борется с Богом, становится превыше всех.
Сёрен Керкегор, "Страх и Трепет"

telegram @maldoror


А.Г. Дугин, ПСЫ


Источник

"В лунном свете на морском берегу среди заброшенных одиноких лугов, когда вас угнетают горькие раздумья, вы можете заметить, что все вещи принимают желтые, причудливые, фантастические формы. Тени от деревьев движутся то быстро, то медленно, туда-сюда, складываясь в различные фигуры, распластываясь, стелясь по земле. В давно прошедшие годы, когда я парил на крыльях юности, все это заставляло меня мечтать, казалось странным; теперь привык. Ветер выстанывает сквозь листву свои тоскующие ноты; филин же гулко кричит, так что у слушающих его волосы принимают вертикальное положение".

Так звучит зловещий зачин восьмого фрагмента первой "Песни Мальдорора". Этот фрагмент в целом поражает своей идеальной, нечеловечески совершенной законченностью: перед нами открывается глубинное мировоззрение Лотреамона, этого "великого неизвестного" мировой литературы.

Относительно Лотреамона существует несколько основных версий. Его открыли в начале XX века сюрреалисты, распознав в нем своего предтечу. Есть вульгарное мнение, что речь идет о тяжелом душевнобольном, а некоторые литературоведы интерпретируют его тексты как пародию на романтизм, готический роман или как легковесные упражнения в черном юморе.

Все это, однако, никак не приближает нас к пониманию Лотреамона, который остается зловещей энигмой, завораживающей не одно поколение людей, ищущих радикальных ответов и неортодоксальных вопросов. Вглядимся в указанный фрагмент первой Песни Мальдорора, приблизимся к его автору, этому "дитя Монтевидео", получеловеку-полудемону, в котором сочетались экстремальная жестокость Сада, "сатанизм" Бодлера, ослепительность Рембо и отчаяние Нерваля.

Уже понятно, что в данном антураже должно произойти что-то страшное, какое-то чудовищное, невозможное событие, близость которого бросает тень паранойи на сумрачный и тревожный галюцинативный пейзаж. (Когда читаешь лотреамоновское описание природы, кажется, что речь идет о психоделическом видении, больше напоминающем компьютерную графику, нежели прямолинейное наблюдение за внешним миром; складывается впечатление, что эти пейзажи написаны им в месте, не имеющем ничего общего с изображаемой картиной.)

Кто появится теперь на этой макабрической сцене? Вампир? Убийца? Белокурая бестия Мальдорор? Первертная старуха с окровавленным лезвием? Монстр?

Нет. На сей раз это будут псы.

"Тогда обезумевшие псы разрывают свои цепи и убегают прочь из далеких хижин; они бегут по полям то там, то здесь, внезапно впав в бешенство".

Казалось бы, ничто не предвещало такого резкого поворота событий; зачин предполагал коварное, таящееся зло, а не эту необъяснимо молниеносную истерию псов. Но факт остается: речь идет о вдруг обезумевших псах - сошедших со своего собачьего ума без причины, без смысла, просто так, вдруг. На фоне зловещих теней и лунного света.

Псы - знаки-существа спонтанного пробуждения, страшные силы без рефлексий и психологического обеспечения. Они врываются в ткань текста вопреки автору. Создается впечатление, что фраза "тогда обезумевшие псы разрывают свои цепи" навалилась на Лотреамона без предупреждения, откуда-то извне. Возможно, он планировал описать иной макабр, погрузиться в другие созерцания кошмара. Но псы - кто эти псы? - настояли на своем, подмяв волю автора. Это всего лишь образы, это всего лишь текст, как-то неуверенно подсказывает наше обыденное сознание, уже явно предчувствуя, что сталкивается с чем-то необычным, страшным, выходящим за рамки литературы, психологии, условного языка ментальных конструкций. С жесткой и трехмерной, материально-телесной реальностью лотреамоновских псов.

"Внезапно они останавливаются, смотрят по сторонам в диком беспокойстве слезящимися зрачками".

После этой картины никаких сомнений не остается, что эти существа - псы - только, что появились в мире; они ведут себя не как бешеные животные, но как существа, внезапно и совершенно неожиданно для самих себя очнувшиеся в пространстве, совершенно отличном от привычного для них. Отсюда "дикое беспокойство в слезящихся зрачках". Далее настает время странной мистерии, особого ритуала, в котором родившийся невмещаемый ужас воплотит гимн своей собственной непреходящести.

"И как слоны перед тем, как умереть в пустыне, бросают в небо отчаянный взгляд, в безнадежности вытягивая хобот и расслабляя инертные уши, так и псы расслабляют свои инертные уши (анатомическая точность - А.Д.), поднимают головы, вытягивают шеи и ..."

Что они сейчас начнут делать?

"... и принимаются лаять один за другим..."

Дальше следует серия метафор их лая, которая может служить парадигмой для описания неописуемого.

"принимаются лаять один за другим как ребенок, орущий от голода, как кошка, пропоровшая себе живот о конек крыши, как женщина, собирающаяся рожать, как больной, издыхающий в госпитале от чумы, как юная девушка, поющая утонченную мелодию."

Этот метафорический ряд ставит нас в особое отношение к звуковому восприятию: нежный женский голос и вопли кошки с разорванными внутренностями или хрипы умирающего выстраиваются в одну линию лишь у существа, обладающего предельного иной психической конституцией, нежели обычная нервно-эмоциональная система человека. Даже неразумные младенцы дифференцируют позитивный и негативный звуковые ряды - несмотря на все культурные или этнические особенности. Это значит, что автор пребывает в мире потусторонних псов, где царствуют иные законы и иные соответствия. Как лают псы, теперь понятно. (Понятно?) На что они лают?

"на звезды севера, звезды востока, звезды юга, звезды запада;"

Обратите внимание на последовательность упоминания сторон света - вначале север, потом восток, потом юг, потом запад. Крест ориентаций соответствует полярному, годовому движению солнца, против часовой стрелки. Это знак левосторонней свастики.

"на луну, на горы, похожие издалека на вздыбленные скалы, торчащие в темноте;"

(Беспрецедентно авангардно сравнение горы со скалой!)

"на холодный воздух, который они вдыхают полными легкими и который делает их ноздри пылающими и красными; на тишину ночи; на сов, чей косой полет срезает им кончики носов и в чьих клювах трепыхается лягушка или мышь (живая пища и столь приятная для птенцов); на кроликов, появляющихся и исчезающих в мгновение ока; на преступника, который спешно скачет на своей лошади, совершив преступление; на змей, которые шевелят папортники, заставляя собачьи шкуры дрожать, а собачьи зубы скрипеть; на свой собственный лай, который пугает их самих;"

Это очень важная деталь: собаки лают на лай, воют на вой, пугаются страха, сходят с ума от безумия. В мире абсолютной агрессии Лотреамона нет начальной точки, которая в результате литературного процесса диалектически отрицалась бы в дальнейшем. В этом его сущностное, радикальное отличие от сюрреалистов, которые начинали с нормы и двигались к безумию. Лотреамон начинает с безумия и движется внутрь него. Это особая диалектика, доступная лишь псам. Которые лают "на жаб, которых они перекусывают одним движением челюстей (зачем так далеко удаляться от болота?);"

Примечание Лотреамона, помещенное в скобках, свидетельствует о его снисходительности и заботе о легкомысленных читателях, заходящих в поисках смысла слишком далеко (от болота).

"на деревья, чьи едва дрожащие листья скрывают столько тайн, в которые им хотелось бы проникнуть своими пристальными, разумными глазами;"

Снова прямое указание на эмерджентность псов, возникших ниоткуда и очутившихся в полном уме и психическом равновесии в мире, пронизанном безумием и необъяснимостью предметов.

"на пауков, зависших на их огромных лапах или лезущих на деревья, ища спасения;"

Скорее всего, пауки успели свить себе паутину между собачьих лап за то время, пока они пристально взирали на деревья, пытаясь их понять.

Видимо, это длилось довольно долго. Может быть, несколько дней.

"на ворон, так и не нашедших за весь день добычи и возвращающихся в гнездо с усталыми крыльями; на прибрежные скалы; на огни, мерцающие на мачтах невидимых кораблей; на гулкий стук волн; на огромных рыб, которые плавая, показывают свои черные спины, а потом бросаются в бездну, и на человека, который сделал их рабами".

Описание лая окончено. Подобно магнитной стрелке, агрессивное безумие псов проходило по секторам делириумного пейзажа, выхватывая из небытия или привычного воспаленные куски реальности. Пустота и наполняющие ее мириады существ были исследованы внимательным взглядом сошедших с ума животных, пока он не остановился на предельной точке: "на человеке, который сделал их рабами". Здесь кристальное выражение метафизической мизантропии, человеконенавистничества, являющегося центральной линией в послании Лотреамона. Человек есть обертка бреда. Внутри и вовне его клокочет метафизический ад, полный невнятных намеков и режущего страха. Но человек - поработитель псов - нашел способ закрыться, убежать от вопля реальности. Он возомнил себя в безопасности. Он карикатуризировал мысль, жизнь, дух, смерть.

Мальдорор неоднократно грозился, что это ему так даром не пройдет. Рано или поздно псы восстанут. Чуть ниже и в этом фрагменте начинают явственно звучать угрожающе гомицидальные ноты.

"Потом они снова несутся по полям, перепрыгивая на окровавленных лапах через канавы, тропинки, через пашню, кучи травы и торчащие булыжники. Создается впечатление, что они впали в бешенство и ищут гигантский водоем, чтобы утолить свою жажду. Несчастный запоздалый путник! Друзья кладбищ набрасываются на него, раздирают на куски и тут же пожирают, брызгая кровавой слюной, так как зубы у них как раз для этой цели. Дикие звери, не осмеливаясь приблизиться, чтобы поучаствовать в поедании человеческого мяса, пускаются бежать куда подальше, пока не скроются из виду, дрожа."

Этот хрестоматийный пассаж живописует, что станет с человеком и с человечеством, если они немедленно не изменят своего отношения к псам (к псам Лотреамона; все уже поняли, что речь идет о чем-то совершенно ином, нежели "домашние животные", известные как собаки). "Проходит несколько часов, и псы, вконец обессилившие от бесцельного бега, с высунутыми языками, бросаются друг на друга, и не понимания, что они делают, рвут друг друга в клочья на тысячу кусков с неимоверной скоростью."

Все. Инфернальная литургия закончена. Псы, появившись из живоносной тьмы несуществования, совершив все, что могли, исчезли. Так проходит припадок падучей, накат галюциногенов, шевеление нитей жизни в тканях ходячего трупа. Псы съели друг друга. У них не было иного выхода. Иначе Лотреамону их некуда было бы деть. Все цепи они разгрызли в самом начале.

Цикл агрессии завершен. Далее следует расшифровка самим Лотреамоном метафизического смысла происшедшего.

"Они действуют так не из-за жестокости. Однажды мать со стеклянными глазами сказала мне: "Когда ты лежишь в своей кроватке и слышишь лай собак в далеких полях, спрячься под одеяло и не пытайся представить себе, что там происходит. Они одержимы ненасытной жаждой бесконечности, как ты, как я, как все смертные с бледными и удлиненными лицами. А впрочем, подойди к окну и понаблюдай за этим спектаклем, в нем есть особая утонченность". С тех пор я очень уважаю стремление к смерти. Я, как и псы, чувствую потребность в бесконечности... Но я не могу, не могу удовлетворить эту потребность! Мне сказали, что я - сын мужчины и женщины. Это довольно странно... Я думал, что я нечто большее! С другой стороны, какая разница, откуда я взялся? Если бы это зависело от моей воли, я предпочел бы быть сыном самки-акулы, чей голод - друг бури, и тигра, известного своей жестокостью: тогда я был бы не таким злым."

Жажда бесконечности. Это базовый импульс, ток высокого напряжения, просветляющий и поражающий случайных существ кошмарного мира. Изредка. Как молния. Как мгновенный бритвенный порез. Загадка псов прояснилась. Что-то большее, чем их существо, шевелилось внутри них, обдавая холодом и бросая в бешеный водоворот всеуничтожения. Псы - мысли Шивы, Кровавого, красно-коричневого. Шивы вечного, скрытого, вездеприсутствующего. У Мальдорора была очень хорошая мать. Уступая педагогическому инстинкту, она решила, в конце концов, объяснить ребенку смысл бесконечности и позволила ему наблюдать гомицид и последующий коллективный суицид псов. Она привила ему "уважение к стремлению к смерти" и "потребность в бесконечности". Как-то само собой напрашивается догадка, что эта удивительная женщина чем-то напоминает Кали, супругу Шивы. Ведь, пожалуй, только эта Дама, действительно, страшней живущей трупами потерпевших кораблекрушение акулы.

Далее Лотреамон описывает существование Мальдорора в пещере.

"Иногда, когда моя шея не может больше двигаться в одном и том же направлении и замирает, чтобы вращаться в обратную сторону, я внезапно бросаю взгляд на горизонт, виднеющийся через щели, еще оставшиеся среди веток, плотно покрывших вход в пещеру: я не вижу ничего! Ничего... как будто нет этих полей, танцующих вместе с деревьями и с длинными линиями птиц, рассекающих воздух. Это мутит мою кровь, мой мозг... Кто бьет мне по голове железным прутом, подобно удару молота по наковальне?"

Ничего. Жаждущий бесконечности рано или поздно, но приходит к Ничто, к его вкусу, к его абсолютной, последней стихии. Этих полей и деревьев на самом деле нет. Они давно ушли вместе с разорванными в клочья псами. Псы утащили их с собой, в воронку вечности, вывернув пейзаж наизнанку.

Удар молота не может убить, как не может оживить чистый воздух, полный утреннего озона.

Ничего.

"Rien, cet ecume...". "Ничто, эта пена..." (Маллярме).